НА КОНЕЧНОЙ СТАНЦИИ
Листаю страницы «Дзержинца» 50х-60-х годов. Много фактов, событий, фамилий переплетены в единой истории великого становления: молибденовый комбинат – город Сорск. Неоднократно встречаю заметки, очерки о бригаде буровиков под руководством Александра Мосинцева. Все они - передовики производства, победители соцсоревнований, ударники коммунистического труда. Читаю его стихи, часто встречающиеся на страницах газеты. Какие интересные стихи, и написаны на высоком профессиональном уровне! Откуда такой самородок? Затем, в одной из газет 60-х, нахожу его очерк «Арматурщики», посвященный строителям, а в предисловии написано: «бывший работник Сорского комбината, а теперь поэт, член Союза писателей СССР Александр Мосинцев…». Ага, раз член Союза писателей, значит должен быть о нем материал в интернете. Хорошая штука – интернет! Два щелчка по клавиатуре – и вот она, история жизни человека, работавшего на нашем комбинате и жившего в нашем, тогда еще поселке, более 60 лет назад.
Читаю: «Я стал писать стихи, как только пошел в школу. Сначала подражал Пушкину. Однажды учительница говорит: «Мосинцев, принеси мне свои стихи». Я испугался: как глянет - а там ошибка на ошибке. Боже упаси! И вот, чтобы не быть нечестным, я сжег заветную тетрадь...
Представьте себе Ставропольское село, где после войны ничего живого не было. Горе горькое. Я и вообразить не мог, что буду заниматься литературой. Моя мать, Анастасия Тихоновна, развелась с отцом. Мне, естественно, хотелось получить какую-нибудь крепкую специальность, ведь я у матери остался один...
Так получилось, что, окончив школу в Пятигорске, я подался в горный техникум в Орджоникидзе. Мне сказали, что горняки больше всех зарабатывают. Съездили туда с ребятами из нашей школы, сдали документы, нас приняли. И мы стали учиться.
После техникума многие ушли в армию, а я какое-то время работал горным мастером. Поначалу в Тырнаузе. А потом товарищ мне написал, что в Красноярском крае имеется поселок Дзержинский, там большой комбинат. Я и поехал туда».
На конечной станции
Лиственницы скупые
За станционной чертой,
А рельсы тугие
Уходят домой, домой.
В комнате ожидания
В углу присев на скамью,
Думаю о расстоянии
И сердцем себя корю:
«Скажите, какого черта
С радостью и навсегда
Я ехал сюда из города,
Пересаживаясь на поезда.
Ни зелени, ни трамваев-
Домишек бревенчатый ряд…»
Грустные воспоминания
Уносят меня назад.
Туда, где стучат каштаны,
И вымытый тротуар,
И ветер в листве багряной
Распахивает пожар.
Где прямо у наших окон
Сиреневые кусты,
Где хмель зеленые локоны
Свешивает с высоты.
Любимое и родное.
Я сердцем к нему привык,
Но споря и ссорясь с собою,
Думаю напрямик:
«Сибирь – не курортный город
В тенистой кайме аллей.
Теперь я не с теми, которым
Уютная жизнь милей.
Что попусту губы квасить.
Недаром из века в век
Человека не место красит
Красит его человек».
В карьере
Припорошило инеем ресницы,
Бледнеют звезды, голубеет даль.
Намокшие в работе рукавицы
Отчаянно прихватывает сталь.
Рябой отвал внизу вздыхает тяжко,
В белесый пар укуталась гора.
Уставились на дно карьерной чаши
Ненужные уже прожектора.
А за щетиной придорожных сосен
Касаясь сонной синевы ветвей,
Цветет заря на дьявольском морозе,
Согретая дыханием людей.
В раскомандировке
Ватные, мазутные спецовки,
Папирос мелькают угольки –
В затененной раскомандировке
Сходятся чуть свет буровики.
Пристальнее вглядываясь в лица:
Сюда пришел я - раз и навсегда
С ними добросовестно делиться
Радостью и горечью труда.
Под ветрами в непогоду стынуть,
Руки греть, озябнув, у костра,
Воду пить, пропахшую бензином,
Из оледенелого ведра.
В сердце нет сейчас иной заботы –
Под напевы бешеной пурги
Нравится мечтать мне и работать,
И писать до полночи стихи.
Понимаю: жить на свете стоит,
Если жизнь идет не стороной,
Если рядом – мир твоих героев,
А герои каждый день с тобой.
Матери
Намаешься, домой приходишь ночью,
Растапливаешь печку перед сном.
В однообразной суете рабочей
Проходят вереницей день за днем.
За створкою потрескивает пламя,
Огонь сквозь щель касается лица,
В пустынной комнате бессонными ночами
Нет мыслям ни начала, ни конца.
Оттаивает на окошке иней,
Согреешь ужин, пьешь из блюдца чай
И думаешь встревоженно о сыне,
Уехавшем из дома в дальний край.
Что ж, сыновей не удержать в квартире,
Они уходят от родных дверей,
Чтобы полнее ощутить в Сибири
Упругое биенье наших дней.
Когда страна вздымает планы круче,
Не скажешь: «Ладно, хватит, мол, людей».
Сегодня надо быть не там, где лучше,
А там, где ты во много раз нужней.
Но не грусти, родная, пусть не скоро,
Но я вернусь когда-нибудь домой,
Чтоб рассказать, как поднимали город
Над синей ощетиненной тайгой.
Как мы встречали мглистые рассветы,
В пургу работали упрямее и злей,
Как вспоминали солнечное лето
И ждали писем наших матерей.
Александр Федорович Мосинцев родился 1 июня 1938 года в ставропольском селе Китаевское. После работы на Сорском комбинате он вернулся в родные края, где трудился на автопредприятиях Кавказских Минеральных Вод. В 1972 году окончил Литературный институт им. Горького. Много лет жил в Пятигорске, возглавлял Независимую ассоциацию писателей, работал журналистом в газетах «Молодой ленинец», «Лик Кавказа» и др. На Ставрополье вышли его поэтические сборники «Заречье», «Сентябрьское утро», «Провинциальные мотивы», «Пора новолуния». В эти сборники вошли и стихотворения о Сорском молибденовом комбинате. За особые заслуги перед отечественной литературой Александр Мосинцев награжден медалью им. М. Ю. Лермонтова. Читателями и критиками он признан одним из лучших поэтов России.
Александр Мосинцев умер совсем недавно, 6 мая 2010 г. Этим человеком мы, сорчане, можем гордиться, как гордятся им его земляки, его друзья - поэты, его потомки.
Последний автобус
Знакомо шлагбаум мелькнет у обочины,
Дорога рванется под фарами круто.
В глубокую полночь, набитый рабочими,
Последний автобус уйдет по маршруту.
И будет кондуктор, теряя терпенье,
Кричать о расчете, застряв в толкучке,
Ребята, зажатые в дальних сиденьях,
Вновь будут ссылаться на давность получки.
Ну, разве до этого девчушке взволнованной!
Ребята смеются и шутят над нею,
Недаром за их языком тренированным
Поспеть босиком, говорят, не успеешь.
Они еще мысленно дружат с мотором,
Сжимают тугие баранки руками,
Они еще видят дороги, которые
Им кажутся чаще спинными хребтами.
А после, когда их усталость опутает,
Когда их движенья становятся скованны,
Они едут скромными, тихими, будто бы,
Совсем не шутили остро и рискованно.
На карьере
К железу липнут подошвы сапог:
Мороз и снег у станка,
И месяц, видимо, тоже продрог -
Кутается в облака.
Трос натянулся, струной дрожит.
Напарник мой зло бранится:
«Желонку клещами, клещами держи -
Смерзнутся рукавицы».
Последний пуск, последний подъем.
На перекур короткий
Сели. И слышу я - за станком
Жалуются лебедки.
Видно, как темноту распоров,
Выхватывает экскаватор
Тугими столбами прожекторов
Ухабы дороги покатой.
А в отдалении, чередой,
Светом ощупав скалы,
К фабрике тянутся, нашей рудой
Груженые самосвалы.
Дороги
Дороги бывают разные
Среди миллионов многих.
Есть вылощенные, праздные,
А есть работяги–дороги.
Вдоль них не садили саженцы,
Вдоль них только камень да камень.
Да кочки, которые кажутся
Не кочками – позвонками.
Дороги бывают лучше –
Стремительные, как выстрел,
Изъезженные, изученные
Экскурсиями туристов.
Обочиной – зелень цветущая
И ветер тугой навстречу,
Но мы не по ним в грядущее
Уйдем, расправляя плечи!
